С одной стороны -- невнятностью политического предложения Навального, как политика новой волны. На дворе второй десяток XXI века, а человек не в состоянии не то что сформулировать свою программу, но даже пользоваться общепринятой в мире политологической терминологией. И ведь речь идет не о заскорузлом ортодоксальном коммунисте-туляке, а об одном из столпов либеральной демократической идеи России -- о ее, так сказать, надежде.
С другой -- потрясающим романтизмом Бориса Акунина, в миру -- Георгия Чхартишвили. Человек, живущий в стране, окруженной сплошными диктатурами -- мягкими и жесткими -- полагает, что в тех странах от опостылевших режимов никто избавиться не пытается? Или, что у России снова, как и во все времена -- особый путь? А ведь, изучи писатель новейшую историю соседних стран, и понял бы, что в России еще и пятая часть механизмов подавления недовольства не включена.
Но, при всем этом, следить за ситуацией в России мне стало еще интереснее, поскольку в борьбе за власть соревнуются спецслужбы и неофиты -- эту конфигурацию я в мировой истории встречаю впервые.
Journal information